Я лениво проследила взглядом за пролетевшим комаром. «Не, сытая, пусть живет, пока…» Резкий свист воздуха, и я шустро нырнула в воду. Высунувшись, полюбовалась на торчащее из кочки, где только что сидела, древко стрелы с белым оперением и, тихо выругавшись, полезла обратно.
- Что, опять?- рядом вынырнул довольно улыбающийся водяной.
- Да,- я с тяжелым вздохом выдернула стрелу и кинула её дядьке Велору.
- Ой, зря ты так, Василиса, смотри, останешься лягушкой,- посетовал старый хитрец, но было видно, что он только рад моей разборчивости.
- Ну и пусть, - отмахнулась я лапой.- Уж лучше так, чем за очередного Ивана-дурака замуж идти.
Водяной плеснул на меня болотной ряской и уплыл с добычей, выбирать, кого из дочерей-кикимор порадовать женихом. Я проводила его грустным взглядом, но ничуть не жалея об отказе. Начитавшись сказок, юные и не очень Иваны приходили к болоту и пускали стрелы наугад, надеясь таким образом заполучить в жены царевну-лягушку. И по сказочному закону подлости эти стрелы неизменно летели ко мне. Вначале чуть не выбивали глаза, потом я научилась вовремя уворачиваться. Одна беда, среди Иванов развелось очень много дураков, а вот царевичи, похоже, закончились, за прошедший век так ни один и не появился. А чтобы не пропадать «добру», я отдавала стрелы горе-женихов кикиморам. Те, изрядно погоняв по болоту и вымотав «счастливчика», выводили его к кочке, где ждала избранная - лягушка со стрелой в лапах. Не разглядывая невесту, парень запихивал ее за пазуху и довольный возвращался домой. Поцелуй развеивал чары, превращавшие болотницу в лягушку, и активировал те, что создавали образ - мою человеческую копию. Чем чаще молодой муж целовал жену, тем дольше держалась иллюзия. Кстати, детишки у них рождались крепкими и симпатичными, отличными охотниками - мальчики и травницами - девочки.
Шуршание сбоку отвлекло меня от мыслей. Из зарослей осоки на соседней кочке высунулась волчья морда.
- Здрава будь, Василиса, еще не всех кикимор пристроила?- волк с надеждой облизнулся.
- Нет, пять осталось выдать замуж,- мысленно пересчитала дочерей водяного.
- Ну, ладно, тогда я побежал, дай знать, когда до меня очередь дойдет.
Нет, волк не собирался замуж за Ивана, его интерес был чисто гастрономический. Мне же для пропитания друга дураков не жалко, а царевича он не тронет.
- Опять будешь козлят в деревне песнями развлекать? – не удержалась и съехидничала я.
Приготовившийся к прыжку Серый замер:
- Ты откуда знаешь?
- Сорока на хвосте принесла,- рассмеялась я, вспоминая, как эта сплетница утром повеселила всех обитателей болота рассказом о концерте волка у дверей дома козы, пока та на ярмарку ходила, а детишек с собой не взяла.
- Нет, я сейчас «не в голосе»,- немного смутился «певец».- На опушке Красную Шапочку подожду, вдруг к бабушке пойдет.
- Держись от Шапочки подальше, целее будешь,- посоветовала, беспокоясь за друга.
- Это еще почему? - насторожился Серый.
- Патрикеевна жаловалась, что «малолетняя нахалка» у нее из-под носа колобка увела и обещала хвост оторвать на воротник для шубки, - поведала я о горе лисы, оставшейся без ужина.
Волк дернул ухом и поджал упомянутую конечность, словно на нее уже покушаются.
- А из твоей шкуры, вообще, новую шапку грозится сделать, - добила ошарашенного Серого, выпучившего глаза и открывшего пасть. Пришлось водичкой плеснуть, чтобы он перестал изображать памятник самому себе.
- Ну и молодежь пошла, - посетовал отмерший волк, мотнув головой, отряхиваясь от брызг. - Совсем взрослых не уважают. Одним хриплый голос не нравится, и пою, видите ли, фальшиво, другая …
От дальнейших высказываний у меня бы уши покраснели, если бы они были у лягушек, а так я только восхитилась богатому словарному запасу.
- Зайцев половлю,- решил поберечь шкуру и поменял планы Серый. Махнул на прощание хвостом и убежал, а я не успела предупредить, что ночью зайцы косили трын-траву и теперь им лучше не попадаться на узкой тропинке. Но чего уж теперь, я его не догоню. Надеюсь, и сам справится, все-таки уже большой «мальчик» - второй век доживает.
Не соблазнившись очередным пролетающим комаром, я блаженно прикрыла глаза. Хорошо - тепло, тихо, влажно. Сдвоенный свист, и я снова нырнула в воду. Да что же это такое? Уже по двое ходят? Скоро толпами повалят, никаких кикимор на них не хватит, а Серый обожрется от радости. Осторожно высунувшись, убедилась, что не ошиблась. В кочке торчали две стрелы. Одна была обычная, и ее я отправила в загребущие ручки вынырнувшего водяного. Караулит он рядом, что ли? А вот вторая с виду вроде тоже простая, но по краю белого оперения пробегают разноцветные искорки. Мое сердце замерло. Неужели?
Оглядевшись, я заметила приближающуюся фигуру и открыла рот от изумления. По болоту аки по суху на коне скакал мужчина. Черные кудри выбились из-под шапки и развеваются на ветру. Кафтан, расшитый золотыми нитями, сверкает на солнышке, затмевая блеск карих глаз. Тонкие губы недовольно сжаты. В общем, Иван-царевич собственной персоной. Только почему-то, кроме разочарования, ничего не вызывающий. А вот его конь… белая грива с серебристым отливом, белой же масти бархатная шкура, голубые глаза, длинная мускулистая шея, высокие стройные ноги и черные копыта. «Какой красавец!» - залюбовалась я, сжимая в лапах стрелу.
Конь заметил меня одновременно с царевичем и замер, несмотря на понукания всадника. Целую минуту мы смотрели друг другу в глаза, соприкасаясь душами, узнавая с робкой надеждой: «Ты? Я так ждала…», «Ты? Я столько искал тебя…» Встав на дыбы, конь скинул царевича в болото и одним прыжком оказался рядом со мной. Не отводя взгляда, мы потянулись друг к другу. В момент, когда наши губы соприкоснулись, грянул гром, и все заволокло дымом, который вскоре рассеялся. Стоя на кочке, меня держал на руках самый лучший мужчина на свете. Мой мужчина.