В комнату он вернулся на деревянных ногах. Закрыл за собой дверь, привалился к ней спиной. Прижал ладонь к щеке. Он до сих пор чувствовал тепло ее прикосновения.
В голове вились бессмысленным вихрем мысли, на поверхность то и дело всплывали отдельные обрывки - надо попросить другой чай, вот бы найти чайные пары с чашами для аромата, не забыл ли он завернуть хранителя в чайную тряпочку. Акайо опустился на кровать, все еще прижимая ладонь к щеке. Свернулся клубком, едва осознавая, куда лег, только самым краешком рассудка отмечая - странно, мягко, удобней, чем обычно. И заснул, так и не разобравшись в себе.

Он проснулся от ощущения опасности и вскочил раньше, чем понял, где находится. Ноги утонули в мягком матрасе, он чуть не потерял равновесие, спрыгнул с кровати, прижавшись спиной к стене.
Ошибка. Не к стене.
За ним распахнулась потайная дверь, и прежде, чем Акайо успел обернуться, в его шею вошла игла. Обожгло холодом, онемели руки, он сделал всего несколько неверных шагов, прежде чем упасть.
На полу валялся пустой шприц. Над ним стоял Джиро.
- Что, предатель? Не ждал, что я приду?
Акайо, преодолевая сопротивление вдруг ставшего чужим тела, шевельнул губами.
- Не…
Он хотел сказать, что вообще не знал, что они уже провернули свой побег и уже попались. Что невозможно предать группу, в которой не состоишь. Что заговорщики сами сделали все для того, чтобы их разоблачили.
Но он уже не мог даже моргать.

Он ни разу не думал о том, что скрывается за потайной дверью. Ему казалось, это бессмысленное знание, в котором он не нуждается. Теперь отсутствие стремления узнать об этом месте как можно больше стало слабостью, из-за которой он проиграл. Забыл об этой двери. Перестал о ней думать, перестал считать левую сторону комнаты опасной. И спрыгнул не вправо, в тупик, в котором спал все прошедшие ночи, а влево, глупо подставившись под удар. Не поняв, что ощущение засады исходило не от обычной двери.
Глаза жгло от того, что он не мог сомкнуть веки, все расплывалось, но увиденного хватило, чтобы оценить - он был дураком. Не зная о скрытом за дверью, он считал, что понял Эндаалор.
Джиро подтащил его к стоящему посреди зала кресту, подпер плечом, прижав спиной к дереву. Хекнув, затянул кожаный ремень, охвативший грудь Акайо. Толкнул в подбородок, заставляя откинуть голову, опустил на лоб металлический обруч. Прижал его руку к поперечине креста.
- Ты же считаешь себя правым, верно, предатель? Наслаждайся!
Акайо не мог видеть, что делает Джиро, и почти не чувствовал свое тело. Но почему-то после того как руку отпустили, она осталась прижатой к кресту, а не упала вдоль тела. Джиро торжествовал.
- Помнишь легенду? Хочешь побыть героем? Всепрощающим и всем воздающим? Давай же, посмотрим, кто из нас окажется прав!
Вторая рука. Ноги. “Меня распяли”, отстранено, словно глядя на себя со стороны, подумал Акайо. Мысли ворочались медленно, будто и на них подействовало зелье в шприце. Воздуха не хватало, он даже не мог опереться о крест, чтобы приподняться и вдохнуть.
- Я не слишком хорошо учился в академии, не напомнишь, что там еще было? Ах да, вроде бы, избиение кнутом! Смотри, похоже, твоя драгоценная хозяйка это любит!
Акайо медленно моргнул. Пробитые гвоздями ладони еще не болели, но веки наконец начали его слушаться. Сами собой потекли слезы, пытаясь омыть высохшие глаза. Джиро стоял у стены, рассматривая…
Кнуты. Плети. Розги. Веревки. И множество приспособлений, названий которых Акайо не знал.
Значит, вот как здесь наказывают рабов?
Акайо закрыл глаза, заставив себя отрешиться от происходящего. Все равно он не мог справиться с Джиро пока не начнет чувствовать свое тело, а играть по правилам того, кто хочет тебя унизить, было глупо. Акайо получил факт, который нужно было встроить в систему. Иначе новое разрушение выстроенного в его разуме мира убило бы его надежней буйной фантазии оскорбленного мальчишки.
Записывалось и вычеркивалось в мысленных свитках - гарем, рабы для постели. Неверно. Рабы, дающие статус. Дающие любовь? Здесь в самом деле легче относились к этому. Тогда...
Акайо невольно распахнул глаза, когда грудь пересек тяжелый удар - еще не болезненный, но ощутимый. Кнут обжег бок, шлепнул со второй стороны, обвившись вокруг креста. Джиро насмешливо развел руками:
- Ну извини, я никогда раньше не порол людей! Но, уверяю тебя, я быстро научусь. Прямо сейчас. Зато твои драгоценные эндаалорки наверняка проделывают это постоянно! Я уверен, они...
Акайо заставил себя перестать слушать. Это были пустые домыслы, которые следовало отбросить. Комната была, это неоспоримый факт. Для наказаний? Для наказаний, несмотря на ошейники? Глупость. Все это нужно было для чего-то иного. Для чего же?
У него не получалось отстраниться от ударов. Джиро учился медленно и плохо, кнут попадал Акайо то по рукам, то по торсу, то по ногам. Кончик рассек губу, кровь капала с подбородка на грудь. И это ощущение, отличное от ожидаемой сильной боли, первым привлекло его внимание. Акайо вдруг понял, что начал чувствовать иначе. Холод, сковывающий его, отступал, но вместо боли, которая должна была прийти от уже избитого тела, по нему растекалась странная истома. Будто каждый кусочек кожи стал гораздо чувствительней, так что даже капли крови, капающие ему на грудь, казались ярче прикосновения пальцев, а удары теперь взрывались фейерверками ощущений... Но не боли. Будто его рассудок перепутал черное и белое.
Акайо попытался откинуть голову, но уперся затылком в металлический обруч. Сжал кулак, ладонь вспыхнула болью… Он покрылся испариной, понимая, что по руке вместо волны боли, вместе с ней, опережая ее бежит другая волна, заставляющая тело вздрагивать и подаваться вперед, под удары.
- О император! Ты серьезно?! Ты как эти?!
Акайо перевел мутный взгляд на искаженное отвращением лицо Джиро. Опустил глаза. Его одежда превратилась в лохмотья, мало что скрывающие, и да, он ясно видел, что странное наслаждение, пробегавшее волнами от его ран, воспринималось телом совершенно однозначно.
- Какая мерзость! Ниже падать некуда, предатель. Может, ты вообще мужеложец?!
Акайо дернул головой, оскалился. Странное превращение боли в наслаждение - дыра с ними, так даже проще переносить избиение. Но если этот маленький зарвавшийся...
Джиро замер перед ним, осовело моргая. Из его шеи торчал шприц, а за спиной стояла злая, как демоница, Таари. Джиро медленно завалился на бок, рухнул плашмя, будто срубленное дерево. Таари ткнула его носком туфли.
- Кретин! Нииша, забери этого идиота. - Управляющая, оказавшаяся рядом с хозяйкой, подхватила Джиро на руки. Посмотрела на распятого Акайо сочувственно, но ничего не сказала, вышла.
Таари подошла ближе, всматриваясь ему в лицо. Вздохнула, отвернулась. Вырвала гвозди из его ладоней и стоп, расстегнула ремень. У Акайо не было сил, чтобы удержаться на ногах, тело не слушалось, пронзаемое вспышками боли от ран и синяков и ненастоящим, но от того не менее мучительным возбуждением. Зелье еще действовало, каждое прикосновение было слишком - сильным, болезненным, жарким. Таари ловко скользнула ему за спину, села на пол вместе с ним. Ее волосы щекотали плечи, ткань одежды колола взмокшее тело. Ее руки придерживали, гладили нежно, и это было невыносимо, невероятно, невозможно…
- Тшш... Тише, тише. Все закончилось. Все уже закончилось, но тебя нельзя так оставлять. У тебя сейчас нет сил даже рукой пошевелить, а после такого препарата и без разрядки... Ты мне целым и здоровым нужен. Ну-ка давай, не бойся…
Она шептала ему на ухо еще что-то успокаивающее, дыхание ласкало кожу. Пальцы коснулись груди, вызывая дрожь, возбуждая еще сильнее, хотя он думал, что сильнее уже невозможно. Прикосновение исчезло. И вернулось, обхватив его, сжав там, где он желал этого больше всего на свете.

Он пришел в себя в своей постели, завернутый в одеяло. Рядом лежала Таари, читая что-то на планшете.
- А, очнулся, - улыбнулась она. - Как ты?
Акайо неуверенно пожал плечами. Он пока не мог понять, как, и не был уверен, что хочет об этом думать. Спросил вместо ответа:
- Что будет с Джиро?
Она хмыкнула, отложив планшет.
- Вообще-то я планировала дать тебе ему отомстить. Сделать с ним то же, что он сделал с тобой, и немного сверху.
Акайо несколько мгновений обдумывал предложение. Он с трудом понимал, что вообще произошло. Как Джиро оказался в той комнате. Почему он решил, что Акайо их предал.
Видимо, это отразилось на его лице, так как Таари, чуть нахмурившись, начала рассказывать:
- Про то, что эти балбесы затевали побег я давно знала - услышала случайно их жутко тайный разговор. После того, что они с ошейниками хотели сделать, здесь были бы все спасательные службы города, а мне такой ажиотаж не нужен. Мы с Ниишей устроили альтернативную группировку цивилизованных кайнов. Надеялись, что этого хватит. Тут ты и Иола, конечно, очень помогли. А сегодня утром поймали Джиро и еще парочку идиотов за попыткой все-таки взломать ошейники. Отчитали, конечно, привели вас в пример… Я не знала, что этот дурак решит, что это ты их сдал. Вот что значит язык плохо учить… Он, вдобавок, в первый же день вскрыл дверь в комнату для сессий, и, конечно, все понял неправильно. И использовать тоже решил неправильно. Комната-то общая для всех спален, так что он из своей вышел, в твою вошел. Но зато благодаря этому Тетсуи услышал, что за стеной что-то происходит. Хороший мальчик, быстро догадался меня позвать.
Акайо медленно кивнул. “Комната для сессий”. Зелье, которое сначала лишило его контроля над телом, а затем сделала невозможно чувствительным. Должно быть, Джиро попробовал его на себе, и в отсутствии внешних воздействий не заметил второго эффекта. Акайо же начал подозревать, что как раз онемение было лишь побочным действием.
Тогда “сессия” - это секс? Сомнительно. Слишком много вещей для пыток, а зелье превращает боль в удовольствие.
Акайо мысленно подвел черту под рассуждениями. Смел и выбросил ворох мыслей-черновиков. Записал на новом свитке: “Эндаалорцы (только Таари?) практикуют пытки как дополнение (замену?) сексу”. Подумал. Дописал: “Используются специальные снадобья”.
Думать такими рубленными, словарными определениями о том, что с ним случилось, было проще. Еще проще было бы не думать вовсе, но Акайо понимал, что не выйдет. Если он выкинет случившееся из головы днем, оно вернется ночью, усилившись стократ.
Пошевелилась Таари, подвинулась ближе, погладила по голове. Акайо замер сначала, затем, мысленно обругав себя, постарался расслабится.
Она спасла его от дальнейшего унижения. Он должен был быть ей благодарен, и действительно был благодарен. Но и боялся ее тоже. Прежнее чувство, слепое и глупое вдохновение от одного ее облика, не исчезло до конца, но будто смазалось, размылось, превратилось в дымку, окутанную стыдом и печалью.
Таари была для него гейшей. Императрицей, далекой и недоступной, прекрасной, чарующей, неприкосновенной. Идеальной. Сейчас ему казалось, что этот облик разрушился навек.
- Встать хоть можешь? Пошли, дай я тебе все-таки покажу Джиро.
Акайо медленно сел на кровати. Тело ломило, кружилась голова, саднили перебинтованные раны. Таари дала ему кружку, едва наполовину наполненную водой, пояснила:
- Больше пока нельзя, плохо будет.
Бинты не позволяли зажать ручку кружки в кулаке, и ему пришлось держать ее двумя руками. Он выпил воду маленькими глотками, катая во рту, стараясь успокоить пересохшее небо. Встал, покачиваясь, отказался от предложенной трости. Таари шагнула к потайной двери, Акайо последовал за ней лишь с секундной заминкой.
Наверное, это было правильно - самому прийти в комнату, где его только что избивали, куда его затащили силой. Прийти под защитой, находясь в безопасности.
От самого этого чувства защиты было неловко и обидно. Что-то внутри шипело придавленной змеей - ты не справился, ты был слаб, ты ошибся, ты мог этого не допустить.
Змея издохла, когда он увидел Джиро.
С его ладоней стекали тонкие ручейки крови. Зелье ему вкололи другое, это было видно по тому, как он пытался упираться пробитыми ступнями в дерево, как вздымалась его грудь, когда он глубоко вдыхал, пытаясь надышаться впрок, пока ноги не соскользнут по окровавленным доскам, расшатывая гвоздь и лишая его воздуха. Низ его лица закрывала черная плотная маска, не позволявшая говорить. Дышал он только носом, и ноздри широко раздувались на каждом вздохе.
Одежды на нем не было.
Акайо отвернулся. Он не хотел это видеть. Он вообще этого не хотел. Если бы даже он задумал мстить, он бы сделал все сам, а не вот так, когда врага подали ему, будто на подставке для суши, разделанного и готового к употреблению, разве что палочек недоставало.
Да и какой из этого мальчишки враг…
- Не хочешь? - спросила Таари, внимательно наблюдавшая за ним.
- Ты его хозяйка, - ответил Акайо. - Ты отмеряешь меру его вины.
- Однако оскорбил он тебя, а не меня, - нахмурилась она. Затем вдруг улыбнулась весело и хитро. - Хотя, почему бы и нет! Дарю. Теперь он твой раб. Что ты на это скажешь?
Акайо посмотрел в глаза Джиро. Ему показалось, что он увидел страх. Уже знакомое презрение. Отчаяние. Если он в самом деле сделает с Джиро то, что тот сделал с ним - этот мальчишка пойдет в сад и зарежет себя ножом из газонокосилки.
Акайо знал - он никогда не умел хорошо понимать людей. Тем более, когда половина их лица скрыта маской.
Но рисковать не хотел.
Взять клещи перебинтованными руками было сложно, еще сложнее - сжать их под скользкой от крови, крохотной шляпкой гвоздя, вогнанного глубоко в ладонь. Акайо старался делать все точно и резко, не расшатывая гвоздь, не надавливая на рану. Но когда он выдернул последний гвоздь из ступней, то почувствовал, как вытянулось струной тело над ним, а после обмякло, бессильно повиснув на ремне.
Таари молча наблюдала, хмурясь, как он, сам весь в повязках, расстегивает пряжку ремня и, едва не падая под тяжестью, осторожно кладет потерявшего сознание Джиро на пол. Раздраженно махнула рукой:
- Хватит. Нииша отнесет его к нему в комнату.
Акайо послушно встал, отпустив безвольно раскинувшееся у его ног тело. Бросил быстрый взгляд на Таари, опустил глаза.
Что-то исправилось, стало на место. Он еще не мог понять, что именно, но сейчас все было правильней, чем несколько минут назад, когда она лежала лядом с ним и гладила по голове.
А еще ему нужно было понять, что изменилось, если Джиро теперь его раб. Как это вообще возможно - раб, принадлежащий рабу.
Он старался не думать, имеет ли право владеть кем-то в принципе. Это все равно было бы бессмысленной риторикой, слабо относящейся к конкретной ситуации.

Сначала ему показалось, что ничего не изменилось. Нииша все так же нагружала работой всех поровну, хотя Акайо и замечал, как его она щадит, а вот Джиро, несмотря на раны, гоняет сильнее, чем раньше. Зачастую эта работа была даже не очень разумна - они все уже умели пользоваться пылесосом, но Нииша настояла, что пол хотя бы иногда надо мыть водой и что именно Джиро должен это сделать. Акайо наткнулся на него в одной из комнат и понял сразу многое. Во-первых, пол его заставили мыть не водой, а чем-то едким, так как вода в ведре пенилась, а мальчишка прижимал руки к груди, тихо скуля. Во-вторых, Акайо не собирался это терпеть.
Злости хватило на то, чтобы схватить Джиро за запястье и притащить на кухню. Злости хватило, чтобы ткнуть под нос Ниише покрасневшую от едкого средства ладонь Джиро с размякшими повязками. Злости хватило, чтобы совершенно неожиданно для себя прошипеть:
- Не портите моего раба!
И только тогда его отпустило. Нииша бурчала, что совсем они распоясались, почему-то одновременно довольно улыбаясь, Джиро стоял за спиной, не сопротивляясь и тихо шмыгая носом, а Акайо вдруг понял, чего от него ждали. Обернулся и сообщил на официальном эндаалорском:
- Имамото Джиро, ты был подарен мне. Отныне любую работу назначаю тебе я, если я не передам это право кому-то другому. Ты имеешь право не выполнять работу, которую назначает тебе Нииша. - А на кайнском пояснил: - ты не обязан слушаться ее приказов. Таари не твоя хозяйка, а значит, и приказы Нииши для тебя - только просьбы. Понял?
Джиро отвел глаза, но руку выдернуть так и не попытался. Кивнул. Ответил на эндаалорском, с трудом выговорив непривычные звуки:
- Да.
- Хорошо, - Акайо наконец отпустил его. На белой коже остались отпечатки пальцев. - Тогда иди в библиотеку и попробуй найти все книги на нашем языке.
Джиро ушел, а Акайо опустился на кухонный стул, странно опустошенный. Фыркнула Нииша:
- Ну-ну, хозяин нашелся. Да не переживай ты так, отлично получается! Молодец, что догадался.
Акайо сердито глянул на нее исподлобья. Если это было ловушка, которая должна была заставить его принять опеку над Джиро, а не искренняя месть двух женщин… Впрочем, что он мог сделать? Только встать и уйти, отправившись догонять Джиро. Своего раба. Нужно было научить его все-таки эндаалорскому языку и здешней культуре, объяснить особенности странной системы, которую Акайо мысленно называл “раб моего раба - не мой раб”. Это правило сложно было понять - крестьянин ведь не может отказать императору? Правитель равно приказывает министрам, генералам и простолюдинам. Но здесь правила были иными, и их оставалось только запомнить. К тому же, несмотря на кажущуюся свободу каждой ступеньки здешней иерархической лестницы, она оставалась лестницей - Акайо быстро догадался спросить у Нииши, может ли он освободить Джиро. Ответом ему было недовольное фырканье и объяснение, что подарки выбрасывать невежливо, даритель тогда имеет право забрать дар назад. Акайо запомнил, но все равно не мог придумать, что можно поручить рабу. Да и зачем?.. Впрочем, для начала нужно было научить Джиро хотя бы просто здесь жить.
Впервые Акайо почти с сочувствием подумал об их хозяйке. Девять человек, часть из которых даже не говорили на понятном ей языке, - это, должно быть, было сложно.

За следующую неделю Акайо убедился, что даже один раб это не просто сложно, а невероятно сложно, и проклял себя, Джиро, Ниишу и саму концепцию рабства не один десяток раз. С противоположной стороны поводка все оказалось еще запутанней. Нужно было следить, чтобы Джиро был занят делом и не создавал проблем. Нужно было постоянно оказываться рядом с ним, объяснять элементарные вещи, угадывая вопросы по мельком брошенным взглядам. Когда Акайо догадался рассказать мальчишке, как их поймали и почему, стало чуть легче. По крайней мере, больше не приходилось выдерживать обжигающие ненавистью взгляды в спину, но надо было еще тщательней следить, не замышляет ли Джиро нового побега.
А хотелось учить грамоте увеличившуюся до семи человек группу, где Иола уже наизусть выучил Робинзона и принялся за Синдбада, где Тетсуи и Юки глотали один за одним и декламировали странные эндаалорские стихи, а только недавно присоединившийся к урокам Рюу доблестно продирался через тернии будущего времени.
Хотелось заваривать чай для Таари в саду - она приходила не каждый день, но достаточно часто, чтобы он не бросал попыток. Обычно они пили чай молча, лишь изредка она что-то спрашивала, а он отвечал, не поднимая глаз.
Хотелось чего-то необъяснимого. Он не раз и не два просыпался с гулко колотящимся сердцем, взмокший, отчаянно желающий… Чего-то. Непонятного. Пугающего. Если бы генерал Ясной империи Сугавара Акайо столкнулся с такими желаниями раньше, он бы убил себя задолго до злополучной битвы за никому не нужную крепость. Если бы ему сказали о самом существовании подобных желаний - он бы не поверил и вызвал человека, оскорбившего его этим рассказом, на поединок. Если бы не убил на месте.
Нынешний Акайо, просыпающийся по три раза за ночь, не так уж далеко ушел от того генерала. Он уже не приходил в священный ужас от этих мыслей, не пытался наказать себя - от подобных идей пугающий его жар разгорался лишь сильнее. Он просто раз за разом твердо говорил себе, что это не важно. Что это все из-за зелья, которое вколол ему глупец Джиро. Может быть, он даже смог бы однажды в это поверить, если бы не Таари. Акайо совершенно перестал поднимать на нее взгляд, но от этого становилось едва ли не хуже. Ее голос, звук ее шагов, шлейф аромата, который всегда сопровождал ее - сначала легкий и цветочный, а затем пряный, терпкий. Будто в складках тысячи шелковых одежд вдруг мелькала узкая полоска ничем не прикрытой кожи. От этого запаха Акайо совершенно терялся, пытаясь сосредоточится на деле, а не на мелькающих в голове видениях из снов. Ее образ, тот самый, в саду среди книг, оказался навеки зарисован на свитке в его голове, такой же яркий, как в первый миг, и так же смущающий его разум.
Она не могла не заметить этого.
Акайо переливал в чахай третью заварку, когда наблюдавшая за ним хозяйка спросила:
- Ты хотел бы повторить?
Чай пролился на доску, закапал между тонкими планками в поддон. Акайо насколько мог аккуратно поставил чайник на место. Сложил руки на коленях в позе спокойствия. Он знал, что Таари сейчас улыбается.
- Какой эффектный ответ.
Он склонил голову еще ниже. Ему хотелось бы сказать: “Я не понимаю вас, госпожа”, - но сама мысль о лжи перекрывала горло. И он молчал. С той стороны доски раздался шорох ткани, мелькнули в поле зрения белые ступни.
- Чай остынет, - заметила она и Акайо осторожно взялся за чайхай, разлил напиток по чашкам. Нииша нашла для него пуэр, настоящий рассыпной чай, черный, как тени за пределами костра. - Я вдруг подумала, что ты вряд ли нашел в книгах значение слова “сессия”, правда?
Он гордился тем, что не подавился чаем. Медленно покачал головой, со смутным страхом ожидая ее ответа.
- Ну конечно, - усмехнулась его хозяйка. Сделала паузу, отпивая чай. Она уже сказала, что зеленый ей нравится больше, но хотела распробовать необычный вкус до конца. - Мог бы почитать что-нибудь по обществознанию, между прочим, и мне не пришлось бы так много объяснять. Если максимально упростить и расширить рамки определения, то сессия - это встреча, во время которой Верхний или Верхняя совершает некие действия с нижним.
- Вы хотели сказать, хозяин или хозяйка с рабом, - тихо уточнил Акайо. Чай оставлял на языке теплое горьковатое послевкусие.
- Не обязательно, - возразила Таари. Тут же сбилась, замялась, вздохнула. - О небо, как все сложно! Человек, который во время сессий является нижним, и которого в это время могут называть рабом, не обязательно является рабом в обычной жизни. Сессии проводят добровольно, по договоренности между Верхним и нижним. Если нижний не хочет чего-то, или воздействие слишком сильное, - он говорит специальное слово, и Верхний тут же останавливается. Понятно?
Акайо кивнул. Снова наполнил чайник горячей водой, слил мгновенно заварившийся чай в чахай, разлил по чашкам. Выпил. Сказанное Таари фиксировалось в свитке, медленно и натужно, едва ли не побуквенно. Ему хотелось кричать, что он ничего не понимает - как может быть чтобы свободный человек добровольно стал рабом? Как может человек сам хотеть…
Он почувствовал, как становятся окончательно тесными его штаны, услышал, как хмыкнула Таари, и покраснел до корней волос. Она будто нехотя сказала:
- Вообще-то да, гаремные рабы покупаются в том числе для сессий. Я знала, что вы к этому совершенно не готовы, и не собиралась предлагать вам подобное. Но с тобой… - и вдруг приказала: - Посмотри мне в глаза, Акайо.
Он замер. Окаменели плечи и шея, он желал оставить все как есть и в то же время хотел подчиниться ей. Медленно, через силу его взгляд поднялся к дальнему краю доски. Прошел по ногам Таари, обтянутым черной тканью так плотно, что не оставалось никакой свободы воображения. Акайо моргнул, тут же моргнул снова, перескочив глазами на длинную шею. Ему казалось, что линию его взгляда придавливает неведомый вес, никак не меньше тяжести флагманского корабля имперского флота. Невероятных усилий стоило проследить линию ее острого подбородка, тонкие губы, изогнутые в прекрасной и насмешливой улыбке, узкий нос с горбинкой…
Ее глаза были зеленовато-синими, как море. Акайо смотрел в них несколько мгновений, забыв, как дышать. Затем она пошевелилась, затянувшие его водовороты на мгновение прикрылись бледными веками, и Акайо поспешил использовать эту возможность, чтобы отвести взгляд. Бездумно проследил за кроной дерева, колышущейся на ветру, опустил глаза, упершись в свои сцепленные руки.
Таари засмеялась. Он почувствовал, как она коснулась его головы, погладила по отросшим волосам.
- Мне нравится твоя реакция! Думаю, мы вернемся к этому вопросу позднее. Ты не против?
Он молча налил ей чаю.
Этой ночью ему снилось чаепитие.

На следующее утро она ворвалась на кухню во время завтрака. Красное платье разорвало умиротворяющую белизну комнаты так же, как ее голос разорвал утреннюю тишину, полную вежливого хруста хлопьев и стука ложек.
- Значит, вы едете со мной! Все, прямо сейчас! - она говорила им, но смотрела сквозь дверной проем в сад. Вошла Нииша, расстроенно развела руками:
- Извини, ты ж не предупреждала, что тебе нужно в лабораторию. Я думала, мальчики уже подросли, смогу наконец оставить их с тобой на день, в город съездить. А то у нас уже даже замороженные овощи кончились, не то что свежие...
Таари отмахнулась, чуть понизив голос:
- Знаю, знаю. А заказывать сюда такси или доставку - это еще час объяснять, почему навигатор ошибается и куда на самом деле нужно свернуть. Ничего, ты пойдешь в магазин, я с нашим лесом - в лабораторию. Посмотрят хоть, как у нас наука выглядит изнутри. - Она наконец обернулась к рабам, уперла руки в бока. Поинтересовалась: - Ну, чего смотрите? Доедайте!
Все тут же уставились себе в тарелки, усердно захрустев сухим завтраком. День обещал быть необычным.
Акайо не знал, рад он предстоящей поездке или нет. Он привык не выходить за пределы сада, и перспектива снова оказаться в эндаалорском городе его слегка пугала. Он думал, Таари снова наденет на них ленты-поводки, но она сообщила, что не собирается ходить с таким своеобразным букетом и уже переключила ошейники на следование за хозяйкой.
- Не отходите от меня дальше пятнадцати метров, иначе замрете каменной статуей. Искать вас по всей лаборатории у меня нет ни малейшего желания!
В машину погрузились очень быстро. Акайо вспомнил, как они забирались в нее около института с непроизносимым названием, и как Тетсуи чуть не разбил лоб о проем. Кажется, теперь он понимал, почему тогда все так удивились его жесту. Никто из эндаалорцев не успел бы отреагировать, чтобы помочь падающему, другие кайны не считали нужным делать это. Они тогда еще в самом деле были “бамбуковым лесом” - способные двигаться лишь по приказу, без понимания, как дальше жить, что делать даже вот в таких простых ситуациях. Ему же уже тогда стала ценна жизнь - его собственная и других. Он уже тогда перестал в мыслях называть их пленными.
Эти размышления вызывали настолько противоречивые чувства, что Акайо казалось - они не вызывают ничего. Будто гордость и стыд, столкнувшись, не смешивались, атакуя его разум с двух сторон, а уничтожали друг друга, низводили до сил столь слабых, что их следовало бы назвать отдаленным эхом уже отгремевшей бури.
Машина рванула с места, Акайо схватился за ручку под потолком, поймал падающего соседа. В этот раз за рулем сидела Таари, и водила она, похоже, в том же стиле, что и Лааши.

Когда они доехали до лаборатории, по пути высадив Ниишу у невероятно огромного здания, которое невозможно было целиком охватить взглядом, Акайо даже привык к скорости. По крайней мере, Таари не имела привычки резко поворачивать - сначала в одну сторону и тут же в другую. Все остальное он готов был вытерпеть. Хотя в первые мгновения после того, как они выбрались из машины, его все-таки покачивало, но далеко не так сильно, как после памятной поездки с Лааши.
Акайо не думал об этом человеке все прошедшие недели в доме Таари, а теперь он все время лез в голову. Наверное, потому что город и тем более машины накрепко связались в голове Акайо с образом странного эндаалорца.
- Ну-ка не замирайте!
Таари, обогнув машину, уже поднималась вверх по длинной каменной лестнице. То и дело ей приходилось обходить сидящих на ступенях людей - одиноких, изучающих что-то на планшетах, смеющиеся группы, целующиеся пары. От последних рабы стыдливо отводили глаза, а потом почти все подсматривали искоса. Акайо сдерживал улыбку, зная, что большинство из них думает сейчас: “Прямо на улице! Стыд какой!” - и краснеет от смутного желания оказаться на месте этих парочек. Идущий прямо рядом ним Рюу вздохнул вдруг тоскливо, поделился:
- У меня невеста была…
Замолчал, сам удивляясь своей откровенности. Акайо неловко коснулся его руки, сжал на секунду запястье. Рюу благодарно кивнул, тут же высвободился, но отходить не стал.
На них почти не обращали внимания, ни на улице, ни в зале, открывшемся за дверями института. Таари загнала их в большой лифт, в который они все равно едва поместились. Почему-то именно Акайо оказался прижат спиной к их хозяйке и изо всех сил старался сохранять пристойное расстояние. Ее взгляд жег ему затылок, и когда лифт слегка качнулся, останавливаясь, ему почудилась легкая ладонь на своем бедре. Акайо не успел решить, хочет ли он отстраниться, или напротив, прижаться ближе, последовать за этой рукой, едва наметившей прикосновение. Двери открылись, люди перед ним расступились, и он, склонив голову, последовал за ними. Это было проще всего.

Опубликовано: 29.10.2016 / просмотров: 1272