Адиль:
А ведь я была почти уверена, что чокнутый профессор собирался меня убить. Это у него на лице было написано большими буквами. И что такое приключилось с рыжим лаборантом, когда он заскочил в мою тюрьму и выскочил из нее, тоже было понятно – этот не смог. Вот так просто вколоть человеку смертельную дозу… я бы тоже не смогла.
Но раз я все эти мысли думаю – значит, я жива? А почему тогда темно?
И тут разом вернулся целый букет ощущений – как и предполагалось, в основном, неприятных.
Дико болела голова, глаза не открывались, во рту раскинулась самая засушливая пустыня, тело снова онемело, не слушалось и при этом отчаянно саднило – все, от костей до самого маленького кусочка кожи на кончиках пальцев. А еще гудело в ушах, и в руку кто-то вдруг воткнул раскаленный кинжал!
Я не выдержала и вскрикнула, правда, получилось лишь слабое мычание сквозь сжатые зубы. Боль чуть-чуть ослабла, а гул в ушах постепенно стал распадаться на отдельные голоса.
- Интоксикация очень высокая…
- Выяснили, что за препарат ей ввели?
- Быстро, быстро!
- Доза почти летальная, еще бы немного, и…
- Вовремя девочку доставили...
- Бике Зуфия, пенантол пятьдесят миллилитров внутривенно… и сразу мильсуфен… – Кто-то сообщил ее родственникам?
- Муж? В приемном покое? Скандалит? Дайте ему успокоительного. Что значит, не хочет? Значит, введите внутримышечно, и пусть не мешает работать!
Кто-то скандалит в приемном покое… чей-то муж. Интересно, чей?
А я, наверное, в больнице. Ну да, конечно, в больнице, а кинжал в руке – это капельница. Значит, можно больше не волноваться, просто немного потерпеть. Жаль, не получается ничего сказать, а то попросила бы воды.
Но если не получается, то, наверное, лучше постараться поспать. Отвлечься от боли и уплыть с ласковую дремотную темноту…
- Ну-ка, не спать. Не спать! Открой глазки, девочка, вот так, умница. Нельзя спать, понимаешь меня? Потерпи немножко, скоро станет легче. А спать нельзя. Хочешь водички? Вот так, молодец.
Глаза я старательно открыла, но кроме туманных силуэтов все равно ничего не разглядела. Зато сухость во рту вдруг сменилась благословенной прохладой. Оказывается, вода может быть такой вкусной! Слаще щербета.
А голос, между тем, все говорил, говорил, подбадривал, требовал чего-то, не давал уснуть, отвлекал от боли. Постепенно и в глазах стало проясняться, но я так устала. Хотелось, чтобы голос замолчал, чтобы меня оставили в покое и дали спокойно умереть, раз спать нельзя. Веки налились тяжестью и закрывались сами собой, мне казалось, что стоит позволить им опуститься, и все само собой исчезнет – и усталость, и боль, и назойливый чужой голос.
И он вдруг исчез. Но взамен зазвучал другой… такой родной, близкий, что я через силу разлепила ресницы.
- Уф, корзалып, еле прорвался. К собственной жене не пускают, совсем обнаглели! Ты как? Эти уроды тебе ничего не сделали?
Мне вдруг стало весело. И захотелось поделиться с голосом причиной этого веселья. Настолько, что я даже откуда-то нашла силы, чтобы пошевелить непослушными губами и языком:
- Чуть-чуть не убили… а так больше ничего!
- Рыжий или седой? Рыжего я уделал так, что его теперь родная мать не узнает! – голос явно распирало от гордости. Даже жалко стало рыжего. Он-то меня как раз травить не хотел. – А седому жена Саяна руку прострелила. Но этого мало, конечно – на последней фразе голос зазвучал расстроенно.
- У него был камень… – мое веселье пропало так же быстро, как появилось. Я хотела сказать “эльвернит”, но поняла, что слова стоит выбирать покороче. Пока язык не слишком слушается.
- Он тебя что, камнем хотел убить? – ужаснулся Шади.
Ну да, Шадид, а кто же еще? Я, кажется, догадываюсь, чей “муж” скандалил в приемном покое. Интересно, вкололи ему успокоительное, или отбился?
- Эльвернит… тот самый, – а ничего так, вроде говорить становится легче. Только в глазах все еще муть, ничего толком не видно.
- Что “эльвернит”? У него был тот самый эльвернит?! Езумдун, вот как знал!
- Дурак, а мне сказать? – ну, собственно, и все. В смысле – этим мое возмущение его тихушничеством и ограничилось. Потому что дальше я спросила: – А тебе укол сделали?
Наверное, профессорская отрава еще действует: вместо чего-то важного я попыталась выяснить эту глупость. Но мне, и правда, было любопытно. Я вообще чувствовала себя странно. И с каждой минутой это состояние усиливалось. То неуместное веселье, то любопытство.
- Зачем? Слушай, Адиль, ты меня пугаешь! Может, у тебя бред начался?
- Нет, – успокоила я его. – Он закончился уже… значит, не догнали, да?
Тем временем мне удалось, наконец-то, проморгаться, и я увидела встревоженную физиономию, склонившуюся надо мной. Растрепанный какой, и круги под глазами. Однозначно, укол бы ему не помешал.
Захотелось вдруг погладить, пропустить волосы сквозь пальцы… я даже потянулась, но тут же охнула от острой боли – шайтанова капельница!
Пошипев что-то сердитое, я сообразила все же поднять другую руку и дотянулась до шадиной шевелюры. И погладила. И еще погладила. А потом, поняв, что сам он не догадается, потянула за эту самую шевелюру вниз, чтобы он наклонился к моему лицу… вот так. Целоваться даже слаще, чем вода в пустыне. Вот теперь можно уснуть с чистой совестью!
Когда я проснулась в следующий раз, было уже утро. Во всяком случае, за окном распевалась птичья консерватория, а ветерок, который шевелил занавеску, был еще свежим и прохладным, утренним. Не то что днем, когда он накалится на ярком солнышке и пропитается тысячью разных запахов.
Я пошевелилась и с огромным облегчением поняла, что ничего больше не болит. И я даже могу встать! А это весьма актуально, ибо маленькая дверка в углу палаты манила все сильнее.
Завершив утренний туалет, я выползла обратно в палату и с умилением обнаружила крепко спящего Шади. Он запрокинул голову на спинку кресла и уютно посапывал. Лицо было расслабленное, и сейчас он выглядел даже моложе, чем обычно, совсем мальчишкой. И опять растрепанный…
За последние сутки случилось так много событий, что мне казалось – я повзрослела лет на десять. То, что было вчера еще, отодвинулось в неведомую даль, слегка размылось, как старые воспоминания. И, в то же время, некоторые моменты выступили более выпукло, заметно.
И сразу вспомнился Ян. Вот гады эти похитители! Если бы не они, я бы еще минут десять побегала по отелю, остыла и вернулась. Потому что…
Нет, в некоторых вещах я его не оправдываю. Но – понимаю.
Это же Ян! Ян, который будет двадцать раз думать, тридцать раз сомневаться, а потом пойдет и… спросит. У того, кого он считает умнее. Если его авторитетная жена сказала, что нельзя… Короче, это Саян, и обижаться на него за то, что он таким уродился – глупо.
Можно не соглашаться, но осуждать я уже не смогу. Мне его даже… жалко. Теперь, когда жалость к себе прошла – его даже сильнее.
Ну что страшного со мной случилось? Взяла академ в универе? Восстановлюсь, проблем-то. Слетала на Венгу и поимела там приключения? Дело, в общем, житейское… Волновалась и переживала? Ну… было. Чего теперь.
Зато, зная Саяна, я уверена, что он сам себя уже сто раз осудил, казнил и опять осудил. Только теперь, вспоминая, я могу оценить его зажатость, виноватые глаза и пассивность. Это Ян.
Я его всегда таким знала, и, мне казалось, любила. Тянула его за собой, принимала решения за нас двоих. А он позволял. Так почему я так неприятно удивилась, обнаружив, что нашелся еще кто-то, кто принял за него решение?
Мы раньше никогда так надолго не расставались. И вот, когда это случилось… оба не прошли проверку временем. Оба.
Он женился, пусть и не по своей воле, но это сначала. Каким бы ни был пассивным и ведомым мой бывший парень, если бы все осталось на уровне принуждения… ни за что бы он не стал с ней спать. Или, если бы заставили – венговскими способами – сбежал бы, невзирая на ребенка. Значит, все у него хорошо, и эта женщина… ему подходит.
А мне подходит Шади. Зачем врать самой себе? Я тоже не ангел, я тоже забыла о детской влюбленности, встретив парня, от которого… током бьет.
Надо позвонить Саяну… то есть его жене. Он же теперь, Аллах знает сколько времени, будет грызть себя за случившееся. Надо поговорить еще раз, нормально.
Я оглянулась на спящего Шади и решила не будить. Он такой… лапочка, когда сладко посапывает. Пойду пока поищу врача, может, нас отсюда уже отпустят? Чувствую я себя нормально.
Выбравшись в коридор, я огляделась. Да, клиника явно не муниципальная. Коридор широченный, много зелени, солнца, а воздух прохладный – кондиционированный. И никого нет, тишина.
Правда, из-за соседней приоткрытой двери слышится разговор… Я остановилась и прислушалась. Показалось, что ли?
Нет, не показалось. Дверь открылась полностью, и в коридор вышел Саян собственной персоной.
Он сначала замер, потом вдохнул, как будто приготовился нырять, и вежливо улыбнулся:
- Ты уже ходишь? С тобой все нормально? А где Шад?
- Спит еще, – я почувствовала некоторую неловкость. Да в чем дело, это же Ян! Ну и пусть он женат, все равно! – Ты сам-то как тут оказался?
- Пусть спит, а то он вчера так одного из твоих похитителей лупил, три парня из спецназа еле оттащили, – улыбка стала более естественной. – А мы здесь тоже со вчерашнего вечера. Хотел убедиться, что у Талитиланы с ребенком все хорошо.
- И как? – встревожилась я. – Все нормально?
- Вроде да, но я попросил сделать более детальное обследование. Тали, правда, не в восторге, но мнение мужа в Каганате важнее, чем капризы его беременной жены, – Саян вдруг опасливо оглянулся на дверь палаты и поежился.
А я неизвестно чему улыбнулась, шагнула к нему ближе и взяла за руку. Никаких интимных жестов, никаких объятий… хотя это и непривычно. Просто за руку.
- Скажи мне самое главное, Ян. Тебе с ней хорошо?
Саян на несколько мгновений задумался, но потом уверенным тоном ответил:
- Да. Только не заставляй меня сравнивать, пожалуйста.
- Да что ты! Не нужно! – снова улыбнулась я. – Ян, послушай… мы с тобой с детства вместе. Я только теперь поняла – мы же как брат с сестрой. Даже ближе – самые лучшие друзья! И если ты выбрал эту женщину, если тебе с ней хорошо – я буду счастлива за тебя. По-настоящему, понимаешь? А то, что случилось… забудем и все.
- Понимаю, – Саян тоже улыбнулся. – Я за вас с Шадом тоже рад. Никогда раньше его таким не видел, если честно.
Я смутилась. Неужели так заметно? Или ему сам Шади сказал? А мне-то он еще ни разу не… точнее, я сама не позволяла, наверное. Но все равно – мне о любви никто ни слова не говорил. Эх… как-то все запутанно. Потом разберусь.
- Ладно, я побегу, врачей найду, хорошо? Хочу еще УЗИ успеть быстро сделать, пока Талитилана из окна не вылезла и не сбежала.
- Беги! – засмеялась я и стояла, смотрела, как он быстро удаляется по коридору. И только когда Саян завернул за угол, спохватилась. Вот дурында, мне же тоже нужен врач!
Побежать вдогонку я не успела, потому что дверь соседней палаты опять открылась, и оттуда вышла жена Яна. В халате и немножко растрепанная, а потому не такая грозная и неприступная, какой она мне показалась в гостинице.
Увидев меня, она нахмурилась и попыталась нырнуть обратно в палату.
- Госпожа Талитилана! Подождите!
Женщина обернулась и вопросительно посмотрела на меня. А я вдруг растерялась. Зачем я ее остановила? Что ей сказать?
- Не обижайте его, пожалуйста, – тьфу, как в детском садике. Что сказать, что?! Вот… она же с Венги, да? А что им важно? – Он теперь Ваш. И так о Вас беспокоится, как ни о ком никогда раньше!
- А с чего ты взяла, что я его обижаю? – совершенно искреннее изумилась Талитилана.
- Предрассудки, наверное, – вздохнула я. – Мы, женщины, такие… и без законов Венги найдем, как мужчину укусить.
- Пока что это он воспользовался местными законами, чтобы удержать меня в этой больнице, – тон, которым это было сказано, явно намекал, что Саяна обидят, еще раз обидят и потом снова обидят.
- Это он от беспокойства. Мне самой тут не нравится… – я покосилась в сторону собственной двери. – Но мой… мужчина заснул. Вот и пользуюсь случаем. Сейчас найду врача и попробую выписаться. Хотите со мной?
Талитилана как-то так странно на меня посмотрела, улыбнулась с легким таким скепсисом и спросила:
- И как мне потом Сайяна воспитывать, если я сама его просьбы выполнять не буду?
- Да, это проблема, – согласилась я, тоже с улыбкой. Этот ее последний вопрос… он как-то окончательно расставил все точки над “И”. И я поймала себя на том, что эта женщина мне даже… немножко симпатична? – Может, тогда и мне своего разбудить? И пусть бегает, ищет тут докторов.
- Твой – да… – с ехидством хмыкнула Талитилана. – Твой побегать любит!
Я не успела ответить, как из-за угла вылетел Саян, увидел свою жену, и глаза у него стали величиной с мяч. Волейбольный.
- Тали, я же просил… Просил не вставать! И врачи просили. Пойдем, ты ляжешь, пожалуйста!
- Тиран! – прокомментировала я, обращаясь к Талитилане. – Но заботливый.
- Бедные наши дети, – преувеличенно горестно вздохнула женщина, пока Саян, шипя и шепча что-то, затаскивал ее обратно в палату.
- Ничего, Вы справитесь, я в Вас верю! – улыбнулась я на прощанье… и отправилась будить своего тирана.
Но вошла в палату и опять передумала. Спит так сладко… жалко тормошить.
Я села на кровать и задумалась. Вот не ожидала от Саяна такой настойчивости. Раньше он никогда так не давил, добиваясь своего. Тоже заботился, но стоило рыкнуть – тут же отступал в сторону и только вздыхал. А тут… женщину с Венги затащил в больницу и не выпускает, пользуясь своими мужскими правами! Надеюсь, она его не убьет… совсем. Поймет, почувствует, что это все не просто так.
Наверное, такая вот жена ему действительно больше подходит. Немножко похожа на властную мамашу, но без ее взбалмошности и глупости. Умная взрослая женщина. Которая помнит о том, что его просьбы тоже надо учитывать.
Тут мои мысли прервал собственный “подарочек”, который любит бегать. Интересно, что Талитилана имела в виду?
Шади завозился в кресле, зевнул и открыл глаза.
Опубликовано: 02.08.2016 / просмотров: 1448
(138 оценок, среднее: 1,00 из 1)
Загрузка...